Антропологические идеи достоевского кратко. Религиозно-философские идеи Ф.М. Достоевского. Достоевский после каторги

Антропологические идеи достоевского кратко. Религиозно-философские идеи Ф.М. Достоевского. Достоевский после каторги
23.12.2023

Достоевский прошел тернистый путь, его судьба была нелегкой, и это не могло не отобразиться на его взглядах и философии. Становление Достоевского как философа было основано на многих факторах — воспитание, окружение писателя, литература, прочитанная им, кружок Петрашевского и, несомненно, каторга.

Основные идеи философии Достоевского

Этические и философские взгляды Достоевского всегда имели одну направленность — человек. Именно в человеке он видел наибольшую ценность и наибольшие возможности. Ни социум, ни сословные общества никогда не выделялись автором так, как идея личности. Его познание мира происходило больше через человека, а не через события.

В 1839 году Федор писал брату Михаилу — “Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком”
Основным направлением философии Достоевского называют Гуманизм — систему идей и взглядов в которой человек является наибольшей ценностью, и которая призвана создать лучшие условия для жизни и духовного развития.
Исследователи Достоевского как философа (В частности Бердяев Н. А.) выделяют несколько важных идей в его творчестве:

  • Человек и его судьба. В его романах наблюдается некая исступленность в познании людей, и раскрытия их судьбы. Так, князь Мышкин пытается узнать двух женщин, но старается помочь всем окружающим, что в итоге, и влияет на его судьбу.
  • Свобода. Многие цитируют отрывки из дневника писателя, чтобы показать будто он был противником свободы в общественно-политическом смысле. Но сквозь всё его творчество проходит свобода внутренняя, свобода выбора. Так, Родион Раскольников сам выбирает сдачу с повинной.
  • Зло и преступление. Не отказывая человеку в свободе, Достоевский не отказывает ему и в праве на ошибку или злой умысел. Достоевский хочет познать зло через своих героев, но в тоже время он считает что свободная личность, должна нести ответственность за свои поступки, и наказание за свои преступления.
  • Любовь, страсть. Перо писателя рассказало нам множество историй о любви — это и любовь Мышкина к Настасье и Аглае, и страсть Ставрогина ко многим женщинам. Страсть и трагизм любви занимает особое место в творчестве Достоевского.

Ранний Достоевский

Достоевский времен написания романа “Бедные люди” и участия в кружке Петрашевцев это социалист, как он сам себя называл — сторонник теоретического социализма. Хотя исследователи отмечают, что социализм Достоевского был слишком идеалистическим, отвергающим материализм
Достоевский раннего периода считает, что необходимо уменьшать напряжение в обществе, и делать это с помощью пропагандирования социалистических идей. Он опирается на утопические идеи западной европы — Сен-Симона, Р. Оуэна, также большое значение для Достоевского имели идеи Консидерана, Кабе, Фурье.

Достоевский после каторги

Идейное содержание творчества Достоевского после каторги кардинально изменилось. Здесь мы встречаем уже более консервативного человека — он отрицает атеизм, доказывает несостоятельность социализма и революционных изменений в обществе. Призывает вернуться к народному корню, к признанию духа народного. Он считает буржуазный капитализм бездушным, безнравственным, лишенным братского начала.

150 Владимир Николаевич Захаров доктор филол. наук, профессор кафедры русской литературы и журналистики, Петрозаводский государственный университет (Петрозаводск, пр. Ленина, 33, Российская Федерация) [email protected] ХУДОЖЕСТВЕННАЯ АНТРОПОЛОГИЯ ДОСТОЕВСКОГО* Аннотация: Достоевский дал новую концепцию человека в мировой литературе. В критике описаны такие психологические открытия писа­ теля, как иррационализм, дуализм, подполье. Вне поля зрения исследо­ вателей остались многие аспекты его христианской антропологии. В его концепции человека существенны такие категории, как общечеловек и всечеловек. «Общечеловек» - особый тип русского человека, появив­ шийся после реформ Петра I. В отличие от англичан, немцев, францу­ зов, которые сохраняют свою национальность, русский «общечеловек» стремится быть кем угодно, только не русским. Быть «общечелове- ком» - быть отвлечённым европейцем без корней и без почвы. Всечело­ век - редкое слово в русском языке. Этим словом с большой буквы на­ звал Христа Н. Данилевский (1869). Достоевский употреблял слово всечеловек с малой буквы, в значении - совершенный христианин. Оно выразило сокровенный смысл Пушкинской речи. Именно Достоевский ввел слово всечеловек в русскую литературу и философию. Значение этого слова не понял К. Леонтьев, который представил «ужасного», по его отзыву, «всечеловека» общечеловеком, европейцем, либералом, кос­ мополитом. Эта ошибочная подмена (общечеловек вместо всечеловека) типична в русской литературной и философской критике XX в. Для Достоевского в каждом человеке заключен образ Божий; обра- зитъ, обожить - восстановить образ Божий и тем самым очеловечить человека. Быть русским - стать всечеловеком, христианином. Герой Достоевского несет в себе всю возможную полноту Творца и творения. Ключевые слова: христианская антропология, Достоевский, Дани­ левский, Леонтьев, новые категории, человек, общечеловек, всечеловек Д остоевский вошел в мировую литературу с новым сло­ вом о человеке. Насколько традиционна и оригинальна его концепция человека? Все цитируют слова восемнадцатилетнего юноши: «Чело­ век есть тайна» (Д18, 15.1; ЗЗ)1, но не объясняют, почему, что­ бы хотеть быть человеком, нужно заниматься этой тайной? Что стоит за этими словами? Художественная антропология Достоевского 151 Вопреки убеждению многих критиков Достоевский отри­ цал, что он - психолог: Меня зовут психологом: неправда я лишь реалист в высшем смысле, т. е. изображаю все глубины души человеческой (РГАЛИ. 2 Ф. 212.1.17. С. 29 ; впервые опубликовано: Д1883, 1, 373). Здесь что ни слово, то загадка. В отличие от психолога, который анализирует психиче­ скую деятельность человека, «реалист в высшем смысле» изображает «все глубины души человеческой». Какие глуби­ ны - все? Что значит его признание, что «найти в человеке челове­ ка» - «русская черта по преимуществу»? Почему это «рус­ ская черта»? А как обстоит дело у других народов? Ведь оче­ видно, что эта проблема вызывает интерес всех народов. В чем же тогда отличие? Почему «в этом смысле» Достоевский «конечно народен»? Почему это его направление «истекает из глубины Христианского духа народного»? Почему поиск «в человеке человека» имеет «источник» - «глубины Христи­ анского духа народного»? Причем здесь христианство? И что значит «найти в человеке человека»? Что стоит за этой намеренной и вызывающей тавтологией выражения «человек в человеке»? Как Достоевский-художник воплощал героев, создавая их образы? Как он реализовывал свою цель творчества? На эти вопросы почти невозможно ответить - можно лишь обсуждать поставленные проблемы. Если собрать прямые высказывания Достоевского о при­ роде человека, а их много и они пространны, может полу­ читься своеобразный философский трактат. Ключевой текст в этом компендиуме - известная запись Достоевского: «16 Апреля, Маша лежит на столе. Увижусь ли с Машей?» с рассуждениями писателя о натуре Бога и натуре человека, о Христе и христианстве, о переходной природе че­ ловека и личности, о жизни и смерти, о будущем человече­ ства (РГБ. Ф. 93.1.2.7. С. 41) В концепции человека Достоевского существенны такие понятия, как общечеловек и всечеловек. 152 В. Н. Захаров Высоко ценя общечеловеческие интересы и устремления, Достоевский был критичен по отношению к тем, кого он на­ зывал «общечеловеками». Это особый тип русского человека, появившийся в результате реформ Петра I. В отличие от ан­ гличан, немцев, французов, которые прежде всего нацио­ нальны, русский «общечеловек» стремится быть кем угодно, только не русским. Он презирает народ - и, как правило, не­ навидит Россию. Быть «общечеловеком» - быть отвлечённым европейцем без корней и без почвы. Единственный положительный контекст употребления слова подтверждает его отрицательное значение. В мартов­ ском выпуске «Дневника писателя» за 1877 г. Достоевский рассказал о похоронах в Минске врача Гинденбурга: «Кстати, почему я назвал старичка доктора "общечеловеком"? Это был не общечеловек, а скорее общий человек» (Д18, 12; 83). Этот праведник лечил и помогал бедным: евреям, русским, бело­ русам, полякам - всем. Призвание русских заключено в другой идее: «...русский идеал - всецелость, всепримиримость, всечеловечность» {Д18, 4; 387). В этом состоит «величайшее из величайших на­ значений» русского человека: У нас - русских, две родины: наша Русь и Европа, даже и в том случае, если мы называемся славянофилами, - (пусть они на меня за это не сердятся). Против этого спорить не нужно. Величайшее из величайших назначений, уже сознанных Русскими в своём бу­ дущем, есть назначение общечеловеческое, есть общеслужение человечеству, - не России только, не общеславянству только, но всечеловечеству (Д18, 11; 423). Всечеловеческий - ключевой эпитет, всечеловечество и всечеловечность - понятия, которые постоянно возника­ ют в журнальной полемике Достоевского 1860-1870 гг. Всечеловек - редкое слово в русском языке XIX в. Оно и сейчас отсутствует во многих словарях современного рус­ ского языка. В современном богословии всечеловеком называют пер- вочеловека Адама, который вобрал в себе всех людей, этим словом с большой буквы именуют Христа. Источник уче- Художественная антропология Достоевского 153 ния - слова Апостола Павла: «Как Адамом все умирают, так Христом все оживут» (1 Кор.15:22). В этом втором смысле слово Всенеловек встречается в кни­ ге Н. Я. Данилевского «Россия и Европа» (1969), противопо­ ставлявшего, как и Достоевский, общечеловеческое и всече­ ловеческое: Следовательно, общечеловеческого не только нет в действи­ тельности, но и желать быть им - значит желать довольствовать­ ся общим местом, бесцветностью, отсутствием оригинальности, одним словом, довольствоваться невозможною неполнотою. Иное дело - всечеловеческое, которое надо отличать от общечеловече­ ского; оно, без сомнения, выше всякого отдельно-человеческого, или народного; но оно и состоит только из совокупности всего на­ родного, во всех местах и временах существующего и имеющего существовать; оно несовместимо и неосуществимо в какой бы то ни было одной народности; действительность его может быть только разноместная и разновременная. Общечеловеческий ге­ ний не тот, кто выражает - в какой-либо сфере деятельности - одно общечеловеческое, за исключением всего национально-осо­ бенного (такой человек был бы не гением, а пошляком в полнейшем значении этого слова), а тот, кто, выражая вполне, сверх общече­ ловеческого, и всю свою национальную особенность, присоеди­ няет к этому еще некоторые черты или стороны, свойственные другим национальностям, почему и им делается в некоторой сте­ пени близок и понятен, хотя и никогда в такой же степени, как своему народу. Англичане вполне основательно смеются над нем­ цами, имеющими претензию лучше их самих понимать Шекспи­ ра, и не так бы еще посмеялись греки над подобными же претен­ зиями относительно Гомера или Софокла; точно так же, никто так по-бэконовски не мыслил, как англичане, или по-гегелевски - как немцы. Таких богато одаренных мыслителей правильнее было бы называть не общечеловеческими, а всечеловеческими гениями, хотя, собственно говоря, был только один Всечеловек - и Тот был Бог (1, 33-34). В отличие от Данилевского Достоевский употребил слово «всечеловек» с малой буквы, в значении - совершенный христианин (Христос vs христос, христы). Он ввел это значе­ ние слова в русскую литературу и философию. 154 В. Н. Захаров Значение этого слова не понял К. Леонтьев, пытавшийся представить «ужасного», по его отзыву, «всечеловека» обще- человеком, европейцем, либералом, космополитом . Эта подмена (общечеловек вместо всечеловека) типична в ли­ тературной и философской критике XX в. ; 2, 178]; и др.]. Богословское учение о Всечеловеке представлено в трудах С. В. Булгакова и др. и святителя Нико­ лая Сербского , откровение о всечеловеке Достоевского дано в книге преподобного Иустина (Поповича) . Слово всечеловек предельно ясно выражает сокровенный смысл Пушкинской речи, произнесённой 8 июня 1880 г.: Стать настоящим русским, стать вполне русским может быть и значит только (в конце концов, это подчеркните) стать братом всех людей, всечеловеком если хотите (Д18; 12, 330). Что значит эта мысль, Достоевский обстоятельно разъ­ яснил: .. .стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей рус­ ской душе, всечеловечной и всесоединяющей, вместить в неё с братскою любовию всех наших братьев, а в конце концов может быть и изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племён по Христову евангельскому закону! (Д18; 12, 330]. В отрицании народности, в надежде на то, что «всё слива­ ется в одну форму, в один общий тип», Достоевский видел «западничество в самом крайнем своём развитии и без ма­ лейших уступок». Христианство даёт иной урок: «новую, неслыханную дотоле национальность - всебратскую, всече­ ловеческую, в форме общей вселенской Церкви». Быть русским - стать всечеловеком, христианином. В научном определении антропология Достоевского - христианская. Для Достоевского в каждом человеке заклю­ чен образ Божий, образить, обожить - восстановить образ Божий и тем самым очеловечить человека. Ср. комментарий Достоевского к слову образить: Образить, словцо народное: дать образ, восстановить в челове­ ке образ человеческий. «Образить человека», «ты хоть бы образил Художественная антропология Достоевского 155 себя», говорится, например долго пьянствующему: Слышано от каторжных (РГАЛИ. Ф. 212.1.15. С. 88). П р а в К а р е н С т е п а н я н, с в я з а в ф о р м у л у «найти в человеке человека» с х р и с т и а н с к о й идеей п р о я в л е н и я о б р а з а Б о ж ь е г о в человеке . Человек Достоевского несет в себе в о з м о ж н у ю п о л н о т у Творца и творения. Достоевский формулирует законы бытия: ...всяк человек образ Божий на себе носит, образ его и подобие (Д18; 3, 175). Христианство есть доказательство того, что в человеке может вместиться Бог. Это величайшая идея и величайшая слава челове­ ка, до которой он мог достигнуть (РГАЛИ. Ф. 212.1.16. С. 176). Неисповедимы пути, которыми находит Бог человека (РГАЛИ. Ф. 212.1.5. С. 145). .. .человек не в силах спасти себя, а спасен откровением и потом Христом - т. е. непосредственным вмешательством Бога в жизнь (РГБ. Ф. 93.1.1.5. С. 31). Человек заслуживает свое счастье, и всегда страданием (РГАЛИ. Ф. 212.1.5. С. 3) . .. .исполни всё-таки десять заповедей и будешь великий человек (РГАЛИ. Ф. 212.1.13. С. 66). ...раздвоенность человека <...> есть гибель (РГАЛИ. Ф. 212.1.15. С. 107). ...лицо человека есть образ его личности, духа, достоинства (РГАЛИ. Ф. 212.1.15. С. 118). Если хотите человек должен быть глубоко несчастен, ибо тогда он будет счастлив. Если же он будет постоянно счастлив, то он тотчас-же сделается глубоко несчастлив. И в этом рассуждении уместна ссылка на авторитет Козьмы Пруткова, его афоризм: «Счастье не в счастьи, а лишь в достижении (РГАЛИ. Ф. 212.1.15. С. 126). Человек обширнее своей науки (РГАЛИ. Ф. 212.1.15. С. 131). Честным человеком быть всего выгоднее (РГАЛИ. Ф. 212.1.15. С. 186а). Литературный идеал демократ. Народный - идеал доброго человека лучше (РГАЛИ. Ф. 212.1.15. С. 103). 156 В. Н. Захаров Это случайная подборка, но она раскрывает тенденции мысли Достоевского. Свои антропологические идеи Достоевский сделал пред­ метом анализа в художественном творчестве, предметом рефлексии и саморефлексии автора и героев. Что было основой синтеза противоречий? Герой Достоевского менее всего тип, но всегда характер, личность, Лицо. Откровением для читателей стали уже первые произведе­ ния писателя. Что открыл Достоевский в своем первом романе «Бедные люди», в петербургской поэме «Двойник»? Открытия Достоевского переворачивали привычные пред­ ставления о литературе и о человеке. Герои Достоевского со­ кровенны, они несут в своей душе тайну, и их тайна откровен­ на: они стыдливо говорят на понятном друг другу и читателям языке, на языке христианской любви. В результате возникает парадоксальная коллизия. Можно быть умнее и образованнее Макара Девушкина, какими были, например, Чацкий, Онегин, Печорин, Андрей Болконский или Пьер Безухов. Можно быть безупречнее героя эпистолярного романа Достоевского: тако­ ва, например, идеальная пушкинская Татьяна Ларина. Тем не менее в характере и в личности Макара Девушкина есть не­ что, что делает его значительнее многих героев не только рус­ ской, но и мировой литературы. Эволюция Макара Девушкина безусловна. Герой переро­ ждается: он сознает себя в слове, в письмах Вареньке, изре­ ченное слово помогает сознать себя и понять других, проис­ ходит духовное возрождение человека в слове и словом. Роман являет откровение и открытие Слова, которое тво­ рит мир и человека. Макар Девушкин был первым открове­ нием великой идеи Достоевского - идеи «восстановления» человека, духовного воскрешения от бедных людей, унижен­ ных и оскорбленных до братьев Карамазовых. Эту же идею и этот принцип христианской антропологии Достоевский защищает в «Двойнике»: каждый человек несет в себе образ Божий. Нет одинаковых людей, каждый беспо­ добен, каждый неповторим. Недопустима замена одного другим, подмена оригинала копией. Пошлый, неуклюжий Художественная антропология Достоевского 157 и недалекий господин Голядкин - тоже «брат твой» и наш, он тоже достоин сострадания, милосердия и любви. Несмо­ тря на очевидное неблагообразие и даже некоторое безобра­ зие героя, Достоевский защищает в нем «человека в челове­ ке», его идеальную сущность, образ Божий в каждом из нас. Сам Достоевский подчеркивал, что он открыл подполье в современном человеке, что Голядкин - «главнейший под­ польный тип» (РГАЛИ. Ф. 212.1.11. С. 171), [ср.: 4, 15.1; 259]. Антропологический принцип в повести «Записки из под­ полья» стал событием не только в мировой литературе, но в мировой философии. Особая тема - критика рациона­ листических концепций человека в европейской философии, его полемика с «лекарями-социалистами», с Чернышевским и его последователями. Как наивен, с точки зрения Достоев­ ского, был «антропологический принцип в философии» Чер­ нышевского, его теория «разумного эгоизма»: При внимательном исследовании побуждений, руководящих людьми, оказывается, что все дела, хорошие и дурные, благород­ ные и низкие, геройские, и малодушные, происходят во всех лю­ дях из одного источника: человек поступает так, как приятнее ему поступать, руководится расчетом, велящим отказываться от мень­ шей выгоды или меньшего удовольствия для получения большей выгоды, большего удовольствия . Или: Цель всех человеческих стремлений состоит в получении на­ слаждений . У Достоевского было иное понимание человека. Прижизненная критика нередко называла героев Досто­ евского «фантастическими», «больными», «небывалыми» людьми. Достоевский возражал: нет никого реальнее их. Герой Достоевского сложен, противоречив, двойствен, подчас неведом самому себе, непредсказуем не только для читателя, но и для автора. У него всегда есть заветное вдруг - неожиданный «переворот» во мнениях и поступках, «пере­ рождение убеждений» - преображение личности. Герой не высказывается весь в словах, а если высказывает­ ся, то его слова - ложь. 158 В. Н. Захаров И вместе с тем: Человек есть воплощенное СЛОво, он явился, чтобы сознать и сказать (ИРЛИ. Ф. 100. 29444. С. <3>). В современных изданиях этот рукописный текст воспро­ изводится неточно: Человек есть воплощенное Слово. Он явился, чтобы сознать и сказать (ДЗО, 15; 205). Изменен синтаксис, ключевое понятие слово печатается не со строчной, а с заглавной буквы. По смыслу заглавная буква нужна, и она есть в печатном тексте. В рукописном тексте онтологический смысл выражен иначе - почерком. В этом суждении Достоевского его слово есть Logos: "Ev &РХЛ rjv 6 Лоуос, кш 6 Лоуос; fjv ттрос, TOV ©SOV, КШ ©SOC; fjv 6 Лоуос;, что русском переводе: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин. 1:1). Примечательно, что почти вся страница, за исключением трех мест, заполнена скорописью. В первом случае старательно выписано и выделено начер­ танием слово, в другом случае тем же почерком выделено слово старца: «См. у старца в келье». Далее следует корректорская от­ метка текстовой вставки: «№ 07». В третьем случае тем же почерком с каллиграфическими выделениями записаны евангельская цитата и суждения по поводу ее ошибочных толкований: - Блаженно чрево носившее тя, и сосцы тебя питавшие. - ВАЖНЕЙШЕЕ. [Миусов] Помещик цитует из евангелия и грубо ошибается. Миусов поправляет его и ошибается еще гру­ бее. Даже ученый ошибается. Никто Евангелия не знает. Блаженно чрево носившее тя, сказал Христос. Это не Христос сказал и т. д.. Художественная антропология Достоевского 159 Старец говорит: Был ученый профессор (Вагнер). Из еванге­ лия: «похвалил господин ловкого грабителя управляющего». Как же это? Я не понимаю. Старец непременно: Вот только то что может быть не веровали сами тому, что написали (ИРЛИ. Ф. 100. 29444. С. <3>). Ошибка и непонимание участников «неуместного собра­ ния» в «Братьях Карамазовых» вызвана их незнанием и не­ пониманием Евангелия, их глухотой к Слову. Вот евангельский эпизод, давший повод грубым ошибкам помещика Максимова и либерала Миусова: Когда впоследствии одна из жен, в восторге от слов благодати, исходивших из уст Иисусовых, воскликнула: «Блаженно чрево, но­ сившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие», то не сказал ли Господь: «Блаженны слышащие слово Божие и хранящие его» (Лк. 11:27-28). У Достоевского текст зачастую объясняет другой текст. Разработанная автором сцена ложного толкования Еванге­ лия не вошла в окончательный текст романа «Братья Карама­ зовы», но, утаивая евангельский смысл, автор делает тайное явным: «Блаженны слышащие слово Божие и хранящие его». 160 В. Н. Захаров Христианин - воплощенное слово, он следует Христу, ко­ торый есть воплощенное Слово. Это ключевой вопрос веры: Многие думают, что достаточно веровать в мораль Христову, чтоб быть христианином. Не мораль Христова, не учение Христа спасает мир, а именно вера в то, что слово плоть бысть. Вера эта не одно умственное признание превосходства его учения, а непо­ средственное влечение. Надо именно верить, что это окончатель­ ный идеал человека, все воплощенное слово, Бог воплотившийся (РГБ. Ф. 93.I.1.5.C. 39). Следование идеалу помогает одолевать несовершенства природы человека: Возлюбить человека, как самого себя по заповеди Христовой - невозможно. Закон личности на Земле связывает. Я препятствует. Один Христос мог, но Христос был вековечный, от века идеал, к которому стремится, и по закону природы должен стремиться человек. - Между тем, после появления Христа, как идеала чело­ века во плоти, стало ясно как день, что высочайшее, последнее развитие личности именно и должно дойти до того (в самом кон­ це развития в самом пункте достижения цели<)> (РГБ. Ф. 93.1.2.7. С. 41). В синтезе рассуждений Достоевского слиты воедино Бог, Христос, Слово, человек, личность, творчество, идеал. У других писателей герой зачастую меньше автора, Досто­ евский умел явить величие простого человека. В его художе­ ственном мире Слово творит мир, человека, приобщает его к Богу. В душе героя «все противоречия вместе живут», «Бог с дьяволом борются», сошлись «идеал Мадонны» и «идеал содомский», но лица его героев проступают из «тьмы» при свете совести, которая есть согласие человека не только с людьми, но прежде всего с Христом. У Достоевского нет лишних и маленьких людей. Они принципиально невозможны в его мире. Каждый безмерен и значим, у каждого - свое Лицо. Постижению тайны чело­ века Достоевский учился у великих предшественников - Шекспира и Бальзака. В романе Достоевского «Бесы» есть примечательный эпизод. Художественная антропология Достоевского 161 Петруша Верховенский, один из революционных бесов, рассказывает Николаю Ставрогину случай, который прои­ зошел с ним на днях в компании с пехотными офицерами: Об атеизме говорили и уж разумеется Бога раскассировали. Рады, визжат. Кстати, Шатов уверяет что если в России бунт начи­ нать, то чтобы непременно начать с атеизма. Может и правда. Один седой бурбон капитан сидел, сидел, всё молчал, ни слова не говорил, вдруг становится среди комнаты и, знаете, громко так, как бы сам с собой: «Если Бога нет, то какой же я после того капи­ тан?» Взял фуражку, развел руки, и вышел. - Довольно цельную мысль выразил, - зевнул в третий раз Николай Всеволодович (Д18, 9; 160-161). Несмотря на невозмутимую реакцию Николая Ставроги- на, мысль «седого бурбона», офицера из выслуживших сол­ дат, парадоксальна: на самом деле, почему атеизм исключает государство и чин? почему без Бога он не капитан? почему Бог является основой государственного устройства мира - и не только государственного? Другие вариации на эту тему: если Бога нет, нет доброде­ тели, нет бессмертия, всё разрешается, всё позволено. В монотеистической культуре атеизм отрицает и разру­ шает мораль. У Достоевского была почти религиозная концепция твор­ чества. Как священник на исповеди, писатель был исповед­ ником своих героев, их грехи становились его грехами, уве­ личивая тяжесть его креста. Свою вину герои и их автор разрешают самим актом творчества: исповедью, покаянием и искуплением своих и чужих грехов. Позже эта идея была выражена в служении и поучениях старца Зосимы: сделать себя ответчиком за чужой грех. Ви­ новаты все. У каждого своя мера вины. Одни виноваты в том, что сделали, другие - в том, что не сделали. Кажуща­ яся невиновность лишь иллюзия: каждый в ответе за миро­ вое зло. Возможны духовное воскрешение и спасение любого человека (обращение Савла в Павла). Этот искупительный путь человека - метафора спасительной жертвы Христа и его воскрешения. 162 В. Н. Захаров В романах Достоевского нет прямой декларации авторских убеждений. Его поэтика являет иной эстетический принцип. Писатель мыслил себя «реалистом в высшем смысле», направ­ ление которого «истекает из глубины Христианского духа на­ родного». В прямом определении это христианский реализм, это «полный реализм», при котором неблагообразие мира и мрак в душе грешников («един Бог без греха») озарены све­ том Благой Вести Христа. Примечания Статья подготовлена в рамках реализации комплекса мероприятий Программы стратегического развития ПетрГУ на 2012-2016 гг. 1 Сочинения Достоевского цитируются в тексте статьи с указанием условных обозначений, тома и страницы по следующим изданиям: Д1883 - Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений. Т. I. Био­ графия, письма и заметки из записной книжки. СПб, 1883. . Д18 - Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 18 т. М., 2003-2005. Т. 1-18. ДЗО - Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Л., 1972-1990. Т. 1-30. 2 Ссылки на рукописные и архивные источники содержат указание на место, фонд, единицу хранения: ИРЛИ - Рукописный отдел Института русской литературы РАН. РГБ - Научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной библиотеки. РГАЛИ - Российский государственный архив литературы и искусств. Список литературы 1. Данилевский Н. Я. Россия и Европа // Заря. 1869. № 3. С. 1-75. 2. Бердяев Н. А. Миросозерцание Достоевского. Прага, 1923. 238 с. 3. Бицилли П. М. К проблеме возрождения культуры // Новый Град. Париж, 1934. № 8. С. 39-51. 4. Булгаков С. В. Свет Невечерний: Созерцания и умозрения. Сергиев Посад, 1917. 417 с. 5. Иустин, прп. (Попович). Достоевский о Европе и славянстве. Спб., 1998. 272 с. 6. Леонтьев К. Н. О всемирной любви, по поводу речи Ф. М. Достоев­ ского // О Достоевском. Творчество Достоевского в русской мысли 1881-1931: Сб. статей. М., 1990. С. 9-31. Художественная антропология Достоевского 163 7. Никола), еп. (Велимировип). Речи о Свечовеку. Београд, 1920 (на серб­ ском языке). 338 с. 8. Розанов В. В. Собрание сочинений. Апокалипсис нашего времени. М, 2000. 429 с. 9. Степанян К. А. «Сознать и сказать»: «Реализм в высшем смысле» как творческий метод Ф. М. Достоевского. М., 2005. 512 с. 10. Чернышевский Н. Г. Избранные эстетические произведения. М., 1978. 560 с. Vladimir Nikolaevich Zakharov Ph.D., Professor of Petrozavodsk State University (Prospekt Lenina, 33, Petrozavodsk, Russian Federation) [email protected] DOSTOEVSKY"S POETIC ANTHROPOLOGY Abstract: Dostoevsky proposed a new conception of man in the world literature. Critics have described such psychological discoveries of the writer as irrationalism, dualism, and underground. Outside the field of the vision of the researchers, there were many aspects of his Christian anthropology. In his conception of man there are such essential concepts as the common pseudo-human (obshchechelovek) and the pan-human (vsechelovek). The common pseudo-human is a special type of Russian man that appeared after the reforms of Peter the Great. Unlike the British, the Germans, the French, who all maintain their nationality, Russian "common pseudo-human" strives to be anyone but Russian. Being a common pseudo-human is to be an abstract European without roots and soil. Vsechelovek is a rare word in the Russian language. Nikolai Danilevsky used this word with a capital letter to call designate Christ (1869). Dostoevsky used the word "pan-human without capitalization to denote a perfect Christian. It expressed the inner sense of his Pushkin Memorial speech. It was Dostoevsky who introduced the word "pan- human" in Russian literature and philosophy. Konstantin Teontiev did not understand the meaning of this word. He represented "the terrible, in his opinion, pan-human" as a common pseudo-human, European, liberal, and cosmopolitan. This mistaken substitution (obshchechelovek instead of vsechelovek) is typical for the Russian literary and philosophical criticism of the 20th century. In Dostoevsky s eyes, each person is signed with the image of God. The verbs obrazit" (to restore the image) and obozhit" (to divinize) imply the restoration of the image of God and thereby the humanization of the person. To be Russian is to become pan-human (vsechelovek), Christian. Dostoevsky"s hero carries all possible completeness of the Creator and the creation. Keywords: Christian anthropology, Dostoevsky, Danilevsky, Teontiev, new categories, common pseudo-human (obshchechelovek), pan-human (vsechelovek) 164 В. Н. Захаров References 1. Danilevskij N. Ja. Russia and Europe . Zarja. 1869, no. 3, pp. 1-75. 2. Berdjaev N. A. Fyodor Dostoevsky"s view of the world . Praga, 1923. 238 p. 3. Bicilli P. M. The problem of cultural revival . Novyj Grad. Parizh, 1934, no. 8, pp. 39-51. 4. Bulgakov S. V. Unfading Light: contemplation and speculation . Sergiev Posad, 1917. 417 p. 5. Iustin, prp. (Popovich). Dostoevsky"s opinion about Europe and the Slavs . Saint-Petersburg, 1998. 272 p. 6. Leont"ev K. N. About the world of love: on the subject of Fyodor Dostoevsky"s speech . About Dostoevsky. Impact of Dostoevsky"s prose on the Russian thought, 1881-1931 years . Moscow, 1990, pp. 9-31. 7. Nikolaj, ep. (Velimirovih). Words about Svecoveku . Beograd, 1920 (na serbskom jazyke). 338 p. 8. Rozanov V. V. Collected Works. Apocalypse of Our Time . Moscow, 2000. 429 p. 9. Stepanjan K. A. "To realize and say": "Realism in its highest sense" as a creative method of Fyodor Dostoevsky [«Soznat" i skazat"»: «Realizm v vysshem smysle» как tvorcheskij metod F. M. Dostoevskogo]. Moscow, 2005.512 р. 10. Chernyshevskij N. G. Selected Works of Aesthetic . Moscow, 1978. 560 p. © Захаров В. H., 2013

LVII Международной научно-практической конференции «Актуальные вопросы общественных наук: социология, политология, философия, история» (Россия, г. Новосибирск, 25 января 2016 г.)

Выходные данные сборника:

«Актуальные вопросы общественных наук: социология, политология, философия, история»: сборник статей по материалам LVII международной научно-практической конференции. (25 января 2016 г.)

ДИАЛЕКТИКА ОСНОВНЫХ АНТРОПОЛОГИЧЕСКИХ КАТЕГОРИЙ В ТВОРЧЕСТВЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО

Вавилова Виктория Юрьевна

аспирант кафедры философии Кубанского государственного университета,

РФ, г. Краснодар

Просветов Сергей Юрьевич

канд. филос. наук, доц. кафедры философии

Кубанского государственного университета ,

РФ, г. Краснодар

DIALECTICS OF THE FUNDAMENTAL ANTHROPOLOGICAL CATEGORIES IN DOSTOEVSKY’S WORKS

Victoria Vavilova

post-graduate student of the chair of philosophy, Kuban State University ,

Russia, Krasnodar

Sergey Prosvetov

candidate of Philosophy, associate professor of the chair of philosophy,

Kuban State University ,

Russia , Krasnodar

АННОТАЦИЯ

Ф.М. Достоевский не оставил после себя четкой и однозначной философской системы, однако это вовсе не означает, что его точка зрения обрывочна или бессистемна, ее вполне возможно реконструировать. За основу у писателя положена двойственность основных рассматриваемых им категорий, их парность, что и придает столь диалектичный характер его философствованию. Помимо явных противоречий он рассматривает и скрытые, порой завуалированные, «двойники», но гораздо более значимые в душевных поисках человека. Это является его несомненным достижением в отражении сложности и противоречивости человеческой натуры.

ABSTRACT

Dostoevsky has not left a clear and unambiguous philosophical system after his death, but it does not mean that his view is fragmentary or unsystematic and it is possible to reconstruct it. The basics of the writer’s system are a duality of the main categories and their twoness that give a dialectical nature to his philosophizing. In addition to obvious contradictions he also investigated hidden and sometimes veiled “counterparts” but nevertheless much more significant in spiritual search of the human being. This is his undoubted achievement in the reflection of the complexity and contradictory of human nature.

Ключевые слова: антропология; Ф.М. Достоевский; добро и зло; красота; прелесть; истина; мнение; свобода; порок.

Keywords: anthropology; F.M. Dostoyevsky; good and evil; beauty; charm; truth; opinion; freedom; vice.

Творчество Ф.М. Достоевского заключает в себе несомненное философское содержание. Вместе с тем, по своей форме оно не является систематичным: развитие одной и той же идеи можно встретить обрывочно, в диалогах различных персонажей его произведений. Нельзя, однако, считать его эклектичным набором мнений и суждений относительно основных аспектов человеческого существования: позиция Достоевского, развертываемая автором в диалектичной форме (нередко, на уровне полемики противоположных позиций, отражающих различные аспекты сложного предмета рассмотрения), довольно однозначна и предполагает глубинную взаимосвязь основных категорий человеческого существования. Иными словами, будучи бессистемной по форме, философия Достоевского может быть реконструирована, как минимум, на уровне демонстрации целостной взаимосвязи между отдельными категориями, в которых происходит отражение человеческого существования.

Важная особенность философского наследия Достоевского заключается в том, что основные рассматриваемые им категории являются парными, что доказывает диалектический характер творчества великого русского писателя. Так, у Достоевского отчетливо прослеживается рассмотрение проблем красоты и безобразия, добра и зла, порока и добродетели, любви и страсти и так далее. Впрочем, уже здесь можно обнаружить существенное отличие философских идей Достоевского от классических диалектических построений: автор рассматривает двойное противоречие между истинными формами реализации человеческой личности (любовь, добродетель, красота) и ее порочными проявлениями. Помимо явного противоречия (добро – зло) автор рассматривает скрытое противоречие (добро – мнимое добро). В результате его построения обнаруживают свою невероятную сложность: человек, ориентированный на свершение благих дел, может в действительности идти по пути порока, поскольку превратным является само его представление о благом, и дурном. По этой причине в противовес осознанному злу, добровольному пороку, автор ставит порок как заблуждение. Отсюда следует очень важный вывод, частично проливающий свет на специфику творчества Достоевского: заблуждение, категория обмана, является одной из центральных в его философии. И детальная прорисовка внутреннего мира отдельных персонажей, их мотивов и устремлений, представляет собой способ раскрытия ложных установок, ведущих человека по пути греха. Иными словами, одна из целей творчества Достоевского – борьба с обманом, с заблуждением через познание своего внутреннего мира, духовные терзания и поиски, являющиеся для отдельных его персонажей путем к прозрению и осознанию собственной греховности и собственной добродетели.

По сути, это та же диалектика, но развертывающаяся с позиции двойственности иного: в действительности и мнимое добро, и явное зло суть проявления греховного, бесовского начала. Однако проведенное разделение чрезвычайно важно для понимания противоречивости и сложности человеческого мировоззрения, поскольку одной из важных его сторон является личное целеполагание. При этом следует отметить, что особенное внимание автор уделяет именно «двойникам» благих чувств и устремлений, их ложным формам. Рассмотрим основные философско-антропологические категории, раскрытые в творчестве Достоевского с позиции указанного выше разграничения.

Одной из центральных категорий в философии Достоевского является категория красоты. Следует, однако, отметить, что красота здесь берется в особом значении: речь идет не о физической красоте или гармонии внешней формы, но о конкретном сочетании красоты и блага. Красота в философии Достоевского имеет, в первую очередь, духовную природу: это красота души человека, его поступков и помыслов: «… мир спасет красота!» . При этом, как отмечает Вл. Соловьев, «в своих убеждениях он никогда не отделял истину от добра и красоты, в своем художественном творчестве он никогда не ставил красоту отдельно от добра и истины» . Развивая эти мысли Вл. Соловьев говорит, что красота, существующая вне истины и добра, представляет собой абстракцию: «Добро, отделенное от истины и красоты, есть только неопределенное чувство, бессильный порыв, истина, отвлеченная есть пустое слово, а красота без добра и истины есть кумир» . Таким образом, в противовес истинной красоте существует безобразие (отсутствие Образа Божьего) как явная противоположность и прелесть, мнимая красота как скрытая противоположность. Об этом писала и исследователь М. Столяр, отмечая, что у Достоевского прелесть есть красота бездуховная, искушающая, ввергающая человека в страсти и сбивающая с праведного пути . Так, например, прелестью является «идея» Раскольникова, в которой высота исходных целей сочетается с отсутствием морали в выборе средств достижения. Красота, по Достоевскому, – путь к спасению, в то время как ложная красота, прелесть, ведет человека к греху и распаду личности. Следует понимать, что красота, таким образом, представляет собой не столько эстетическую, сколько религиозно-мистическую категорию, отражающую одухотворенность мира, его созвучие Слову Божьему. Неразрывная связь идеи красоты с идеями истины и добра делает актуальным и необходимым их последовательное рассмотрение.

Категория истины, являясь одной из центральных, почти всегда остается за рамками прямого обсуждения. Вместе с тем, ее поиски являются одним из основных мотивов творчества Достоевского. Даже рассмотренное выше двойственное противоречие есть выражение глубокой разработки автором идеи истины. Здесь также существует два различных антипода истине – явная ложь и мнение, «правда человека», содержащее в себе ложные исходные установки. Для Достоевского важнейшей темой, разрабатываемой в его произведениях, является путь самопознания человека. И потому первостепенное значение имеет не столько осознание внешней лжи, сколько осмысление «лжи самому себе», заблуждения. Что характерно, само по себе понимание истины в творчестве великого русского писателя является глубоко религиозным: истина есть Логос, понимаемый как евангельский Христос. И потому постижение истины одновременно есть восхождение человека к Богу. Однако познание истины невозможно без осознания собственных заблуждений. Отсюда – неизбежный мотив страданий на пути осознания человеком самого себя и своего места в мире, а также идея покаяния как осознание и отбрасывание собственной греховности.

Не менее важной в творчестве Достоевского является категория добра. Здесь мы также видим двойственность в определении его иного: с одной стороны, речь идет о явном зле, с другой – о ложном благе. Именно последнее представляет собой одну из наиболее сильных причин торжества бесовского начала в человеке. Достоевский многократно обращается к идее ложного добра: таковы «идея» Раскольникова, показная святость старца Ферапонта, мотивы Великого Инквизитора: абстрактное понимание блага для себя и других, в конечном счете, приводит к обезбоживанию исходных мотивов. Собственно, кульминацией этого является глава в романе «Братья Карамазовы» «Великий инквизитор», где демонстрируется, что ради своей «благой» цели, внушенной «мудрым духом» (по сути, автор прямым текстом указывает на ее дьявольское происхождение), человек готов к убийству Бога . Ложное добро есть источник зла, что проявляется как на уровне методов и установок, проводимых носителями мнимо благой цели, так и на уровне последствий для самих людей, стремящихся к ложной добродетели. Гипертрофированный религиозный фанатизм старца Ферапонта, глубокое одиночество Великого Инквизитора, духовные терзания Раскольникова – все это проявление и результат их обращения к ложной добродетели.

Наконец, одна из фундаментальных антропологических категорий в творчестве Достоевского – это идея свободы. Свобода является неотъемлемым атрибутом личности, человек по природе своей обладает способностью к нравственному выбору. Это отражает глубоко христианскую позицию Достоевского, рассматривавшего свободу воли в ключе православной теологии. Это отражает крайне специфическое отношение автора к идее свободы и ее отсутствия: по Достоевскому, внешние обстоятельства не могут быть достаточной причиной отсутствия свободы, поскольку она берется не в отношении к возможности совершения действий (что отражает пребывание человека в физическом мире), но момент духовного выбора человека, его нравственную ориентированность. По этой причине то, что традиционно трактуется как отсутствие свободы , рассматривается автором лишь как одно из оснований для ее утраты: на деле в каждой конкретной ситуации выбор в пользу того или иного действия лежит на человеке, вне зависимости от силы обстоятельств, определяющих его. Сила обстоятельств – это фантом, созданный человеком для самооправдания; по сути, это ложная форма несвободы. Истинно нравственный человек может оставаться свободным в любой ситуации. С точки зрения религиозной антропологии Достоевского, истинная несвобода скрыта не в обстоятельствах, а в самом человеке, в случае, если он вступил на путь греха. Свобода воли предполагает возможность совершения дурных, греховных поступков, вместе с тем, погрязание человека в греховности есть одновременно его порабощение страстями, что знаменует собой истинную утрату свободы. Таким образом, изначально свободный человек способен отказываться от своей свободы по мере того, как он вступает на путь порока. Отсюда – ложная форма свободы, которая на деле знаменует собой ее утрату – служение идее величия человека и следующий за этим произвол, на деле свидетельствующий о все большем порабощении личности человека его негативными установками.

Как становится видно из проведенного анализа, в творчестве Достоевского реализуется сложная, диалектическая по своей форме система категорий, отражающих основные аспекты нравственной реализации личности человека. Выделение помимо явных противоположностей добродетельным формам проявления человеческой личности также и скрытых, представляющих собой своеобразные порочные «двойники» добродетелей, представляется одним из важнейших достижений великого русского мыслителя. Посредством этого детализированного различения в его творчестве реализуется глубокое отражение сложности и противоречивости человеческой натуры. Рассмотренная особенность творчества Достоевского, будучи проявленной, не только помогает приобрести более глубокое понимание структуры и содержания его произведений, но и способствует более адекватной реконструкции системы философских взглядов Достоевского.

Список литературы:

  1. Бердяев Н.А. Миросозерцание Достоевского // Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства в 2 т., Т. 2. – М.: Искусство; ИЧП ЛИГА, 1994. – С. 7–150.
  2. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: в 30 т., Т. 8. – Л.: Наука, 1973. – 512 с.
  3. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: в 30 т., Т. 14. – Л.: Наука, 1976. – 512 с.
  4. Соловьев В.С. Сочинения в 2 т. – 2-е изд. – Т. 2. – М.: Мысль, 1990. – 822 с. – (Филос. наследие. Т. 111).
  5. Столяр М.Б. Понятие «прелести» в эстетике Ф. Достоевского // Синопсис. – 2000. – № 3. – С. 137–144.

«Братья Карамазовы», «Преступление и наказание», «Бесы», «Записки из смертного дома», «Дневник писателя», «Записки из подполья», «Идиот».

Особенно глубокий философский смысл имеет творчество Достоевского, относящееся к высшим достижениям русского национального самосознания. В 40-е гг. молодой Достоевский примкнул к просветительскому направлению русской мысли: он становится сторонником того течения, что впоследствии сам называл теоретическим социализмом. Эта ориентация привела писателя в социалистический кружок М. В. Буташевича-Петрашевского. В апреле 1849 г. Достоевский был арестован и осужден на смертную казнь, но в последний момент казнь была заменена каторгой.

Идейное содержание его творчества после каторги претерпело значительное изменение. Писатель приходит к выводу о бессмысленности революционного преобразования общества, поскольку зло, как полагал он, коренится в самой человеческой натуре. Достоевский становится противником распространения в России «общечеловеческого» прогресса и признает важность «почвеннических» идей. Главное содержание этих идей выражено в формуле: «Возврат к народному корню, к узнанию русской души, к признанию духа народного». Одновременно Достоевский выступал противником буржуазного строя, как безнравственного общества. Он порицал современную ему западную культуру за отсутствие в ней «братского начала» и чрезмерно разросшийся индивидуализм. Достоевский сумел опереться на русскую православную традицию, хорошо знал средневековую русскую философию (Нил Сорский, Кирилл Туровский).

Главной философской проблемой для Достоевского была проблема человека: «Человек есть тайна. Ее надо разгадать…» Сложность, двойственность человека, отмечал писатель, сильно затрудняют выяснение действительных мотивов его поведения. Причины действий человека обычно гораздо сложнее и разнообразнее, чем мы их потом объясняем. Зачастую человек проявляет своеволие из-за своего бессилия изменить что-либо, из-за одного несогласия с «неумолимыми законами». Особое влияние на мировую культуру и философию оказало мастерское исследование Достоевским «бездны» мятущейся человеческой души с ее противоречиями и страстями, художественный анализ глубин подсознания. Принципиальную особенность человеческого бытия Достоевский видел в противоречивости желаний и страстей, раздирающих душу.

Познание нравственной сути человека, с его точки зрения, задача чрезвычайно сложная и многообразная. Сложность ее заключается в том, что человек обладает свободой и волен сам делать выбор между добром и злом. Причем свобода, свободный ум, «бесчинство свободного ума» могут стать орудиями человеческого несчастья, взаимного истребления, способны «завести в такие дебри», из которых нет выхода. Зло в человеке находится гораздо глубже, чем принято считать. Оно изначально есть в человеке. Человек становится личностью, когда сознательно следует добру. Человек предназначен добру и он это осознает, как бы глубоко не пал. Несчастье человечества в том, что в нем «помутилась эстетическая идея»; оттого теперь красота стала «страшная и ужасная вещь», она и «таинственная вещь-тут дьявол с Богом борется, а поле битвы-сердце человеческое». Вот это «помутнение эстетической идеи», в силу которого дьявол овладевает человеком, когда в нем пробуждается эстетический восторг,-и объясняет, почему утеряно людьми «уменье» владеть святыней, открытой его сердцу.

Вершиной философского творчества Достоевского явился роман «Братья Карамазовы»– последнее и наиболее крупное его произведение. Здесь сталкиваются два истолкования человеческой свободы. Первое – понимание свободы как благополучия, обустройства материальной стороны жизни. Второе – свобода как духовная ценность. Парадокс заключается в том, что, если человек откажется от свободы духовной в пользу «тихого, смиренного счастья», тогда он перестанет быть свободным. Свобода, следовательно, трагична, и нравственное сознание человека, будучи порождением его свободной воли, отличается двойственностью.

Через все творчество Достоевского проходит вопрос: есть ли Бог? И в целом ряде своих романов он показывает, какое смятение вносит в душу человека отказ от веры в Бога и к каким преступлениям способны прийти атеисты, живущие по принципу: «если Бога нет, то все дозволено». Но при этом Достоевский не занимается морализаторством, и он вовсе не осуждает таких людей. Скорее, он стремится их понять, выявить причины их «отступничества» от веры и следующей отсюда трагедии неверия, греха, преступления. Интересно отметить при этом, что из всех «отступников», ставших героями романов Достоевского, один только Раскольников («Преступление и наказание») в конце романа обретает веру и возвращается к православной церкви. Нет среди главных героев Достоевского и «стихийных атеистов», для которых вопросы веры вообще не имеют значения. Его главные герои - это как раз те, в душе которых идет бесконечная борьба по этим вопросам (Иван Карамазов).

Достоевский развил идущее от славянофилов понятие соборности, истолковав его не только как идеал соединения в церкви, но и как новую идеальную форму социальности, основанную на религиозно-нравственном альтруизме. Достоевский одинаково не приемлет как буржуазный индивидуализм, так и социалистический коллективизм. Он выдвигает идею братской соборности как «совершенно сознательное и никем не принужденное самопожертвование всего себя в пользу всех».

Философские воззрения Достоевского можно в целом охарактеризовать как христианский гуманизм, в котором до предела доведена идея ценности каждой человеческой жизни и личности. Общеизвестными стали слова, вложенные Достоевским в уста Ивана Карамазова о том, что никакая мировая гармония, никакой рай не могут быть оправданы, если они стоят слезинки хотя бы одного замученного ребенка. Спасение человечества он видит в христианских идеалах любви, добра и красоты («красота спасет мир»).


Антропологизм, т. е. выдвижение проблемы человека как центральной, проявлялся не только в тех течениях русской философской мысли, о которых шла речь в предыдущем очерке. Антропологический подход пронизывает миропонимание великого писателя и мыслителя Федора Михайловича Достоевского (1821-1881). Однако в его произведениях понимание человека принципиально иное, чем в философских воззрениях Чернышевского, Добролюбова, Писарева и Лаврова. Для Достоевского человеческое я «в земной порядок» «не укладывается, а ищет еще чего-то другого, кроме земли, чему тоже принадлежит оно».
Может возникнуть вопрос, по какому праву взгляды писателя включаются в историю философской мысли. Ведь он сам отмечал: «Швахо- ват я в философии (но не в любви к ней; в любви к ней я силен)» (XXIX, кн. 1, 125). Да, несомненно, Достоевский не писал собственно философских трактатов, не сводил в систему свои воззрения, но его любовь к философии была отнюдь не бесплодна. Разве случайно произведения русского писателя привлекали пристальное внимание таких философов, как Ф. Ницше и Вл. Соловьев! Парадоксально, но со временем возрастает интерес к Достоевскому именно как к философу, и без влияния его идей невозможно себе представить русскую философскую мысль XX столетия. И не только русскую. Предметом специального исследования стали связи идей Достоевского с философией Канта, Шиллера, Ницше, философией экзистенциализма. Да и сами философские, социальные и эстетические взгляды писателя раскрываются в их системной связи, которая выявляется исследователями в его художественных образах, публицистических высказываниях и в переписке.

По словам Н. Бердяева, «Достоевский был не только великий художник, он был также великий мыслитель и великий духовидец. Он - гениальный диалектик, величайший русский метафизик».
Своеобразие философских взглядов Достоевского состоит в том, что они выражены прежде всего через художественные образы. Персонажи его гениальных романов - носители идей, и столкновение этих идей составляет внутренний сюжет его художественных творений. М. М. Бахтин убедительно показал, что романы Достоевского по сути своей диалогичны, представляя собой «множественность самостоятельных и неслиянных голосов и сознаний». Художественная философия Достоевского образуется из этого взаимодействия голосов и сознаний, выявляющих диалектику идей. Притом писатель не навязывает своим персонажам своих идей. Он обладал удивительной способностью вживаться в даже чуждые ему идеи и раскрывать их внутреннюю логику. Это создает определенные трудности для понимания воззрений самого Достоевского. Не случайно относительно его произведений не прекращаются споры. В какой-то мере взгляды автора романов проясняются в его публицистике, особенно в «Дневнике писателя» и письмах. Но, как не раз отмечалось, эти высказывания более прямолинейны, чем собственно художественная философия Достоевского.
«О Достоевском можно образно сказать, - отмечал Н. Зернов, - что он неожиданно обнаружил в хорошо знакомом доме множество комнат, коридоров, чуланов, о существовании которых и не подозревали владельцы дома. Он был способен проникнуть в самые потаенные уголки человеческой души, куда никогда не заглядывали до него ни писатели, ни ученые». Глубокие философские идеи Достоевский почерпнул не столько из учений своих предшественников, сколько из глубин своей личности. В самом себе он бесстрашно открыл «подполье» - иррациональную сторону человеческой души, глубинное подсознание, которое десятилетия спустя стало поразившим мир открытием «психоанализа» Фрейда (кстати, тщательно изучавшего произведения Достоевского), «глубинной психологии».
Эпоха, в которую жил Достоевский, - это переломное для России и для всей Европы время, период социальных и культурных сдвигов, которые раскалывали человеческие жизни и души, выявляя в них ранее скрытые бездны.
Ф. М. Достоевский родился в Москве. И хотя раннее детство его прошло благополучно (он жил в московской больнице для бедных, в которой работал врачом его отец), впечатления будущего писателя от несчастных пациентов больницы на Божедомке не прошли бесследно. Когда Федору было 10 лет, его отец купил небольшое поместье в Тульской губернии, в котором сотня крепостных крестьян жили в бедности и забитости. Отец отличался крутым нравом и пристрастием к алкоголю. Мать - добрая и благородная женщина, оказывавшая на своих детей благотворное нравственное влияние, измученная дурным характером мужа и чахоткой, умерла в 1837 г. Отец же спустя два года был убит своими крепостными мужиками, мстившими ему за жестокость и распутство. Достоевский в это время учился в Военно-инженерном училище, помещавшемся в петербургском Михайловском замке. Окончив училище, он начал работать в инженерном ведомстве, но вскоре вышел в отставку, увлеченный литературной деятельностью.
В 1845 г. печатается его первый роман «Бедные люди», восторженно встреченный публикой и критикой «как новый Гоголь», в том числе и особенно самим Белинским. Молодой писатель знакомится со знаменитым критиком, подпадая под обаяние его гуманистических и социалистических воззрений, но не разделяя в то же время его атеистических убеждений, а также взглядов на служебную роль искусства.
Продолжая литературный труд, Достоевский в 1846 г. встречается с М. В. Петрашевским и посещает его кружок сторонников французского утопического социализма, решительно не приемлющих российскую действительность. И вот в апреле 1848 г. власти, напуганные революционными событиями в Европе, арестовывают петрашевцев, в том числе Достоевского. Он заточен в страшный Алексеевский равелин Петропавловской крепости, мужественно ведет себя перед следственной комиссией и приговаривается к смертной казни за публичное чтение крамольного письма Белинского к Гоголю (хотя читался и ответ Гоголя) и план создания нелегальной типографии. Заключенных 22 декабря 1849 г. вывели на место казни, надели на первых трех смертные балахоны, исполнители приговора подняли ружья. Достоевский должен был войти во вторую тройку и ожидал, говоря словами Б. Пастернака, «полной гибели всерьез». Но смертельный спектакль был задуман так, чтобы приговоренные к смерти испытали все предсмертные муки, но остались живы для каторги и ссылки. В последний момент последовал высочайший указ о помиловании, и писатель был приговорен к четырем годам каторжных работ и бессрочной солдатчине.

Страшные годы, прошедшие на каторге, легли в основу книги «Записки из Мертвого дома», опубликованной в начале 60-х гг. Пять лет продолжалась армейская служба. И только после смерти Николая I Достоевский получил возможность покинуть место ссылки и в конце 1859 г. возвращается в Петербург, в котором он начинает вести напряженную писательскую деятельность. Во время заключения и каторги Достоевский переживает «историю перерождения» своих убеждений. Он разуверился в социалистических идеях и обрел новый «символ веры»: «...верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпаlt;тиgt;чнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной» (XXVIII, кн. 1, 176).
В 1860 г. Федор Михайлович вместе с братом Михаилом начинает издавать журнал «Время». В нем Достоевский печатает свои «Записки из Мертвого дома» и роман «Униженные и оскорбленные». Журнал публикует произведения А. Островского, Некрасова, Тургенева, Салтыкова-Щедрина и других видных писателей и поэтов. Идейной платформой «Времени» и сменившего затем его журнала «Эпоха» стало так называемое «почвенничество», которое Достоевский исповедовал вместе с поэтом, критиком (создателем концепции «органической критики»), теоретиком искусства Аполлоном Александровичем Григорьевым (1822-1864).
Почвенничество в определенной мере было продолжением славянофильской традиции, но со значительными изменениями. Критика западноевропейской цивилизации, ее индивидуалистичности и «буржуазности», убеждение в особом, самобытном историческом пути России сочетались у почвенников с признанием плодотворности культурных достижений Запада, подчеркиванием значения человеческой индивидуальности, личности. Вместе с тем почвенники считали, что русское общество должно соединиться с «народной почвой» и принять в себя «народный элемент», неотделимый от христианского православия. К почвенничеству восходят идеи Достоевского о божественной избранности русского народа и его спасительной миссии в судьбе человечества.
Каковы же были собственно философские воззрения Достоевского, выраженные в его произведениях, написанных после каторги и ссылки, таких, как «Записки из подполья» (1864), «Преступление и наказание» (1866), «Идиот» (1868), «Бесы» (1871-1872), «Подросток» (1875), «Братья Карамазовы» (1879-1880), «Дневник писателя» и др.?
Персонажи романов Достоевского можно подразделить на три типа: 1) положительные или даже идеальные (князь Мышкин, Алеша Карамазов, старец Зосима); 2) чисто отрицательные герои (Петр Верховенский, Смердяков); 2) большинство же действующих лиц, даже совершавших преступные деяния, противоречиво сочетают в себе пороки и достоинства.
В «Записках из подполья» Достоевский в полемике с рационалистической «теорией разумного эгоизма», которой придерживались многие просветители, в частности Чернышевский, дает свое экзистенцио- нальное понимание природы человека. В блистательно написанном монологе «подпольного» человека, выворачивающего наизнанку свою душу, рисуется то, как «человек устроен». А устроен он весьма противоречиво, содержа в себе «много-премного самых противоположных тому элементов»(У, 100). Человек отнюдь не является рассудочным существом. «.. .Рассудок, господа, - рассуждает герой Достоевского, - есть вещь хорошая, это бесспорно, но рассудок есть только рассудок и удовлетворяет только рассудочной способности человека, а хотенье есть проявление всей жизни, то есть всей человеческой жизни, и с рассудком, и со всеми почесываниями. И хоть жизнь наша в этом проявлении выходит зачастую дрянцо, но все-таки жизнь, а не одно только извлечение квадратного корня»(У, 115). И дальше: «...а натура человеческая действует вся целиком, всем, что в ней есть, сознательно и бессознательно, и хоть врет, да живет» (там же).
Писатель беспощадно показывает реальность человеческой природы, как он ее понимает, а рисует он ее прозорливо гениально. Последующее время (особенно XX в.) показало, что благодушно-идеа- лизованное представление о человеческой природе («ретортный человек») приносит великий вред самому же человеку.
Означает ли сказанное, что Достоевский принимает существующую реальность человеческой натуры? И принимает, и не принимает. Нет сомнения, что слова «подпольного» человека о том, что «самое главное и самое дорогое» - это наша «личность» и наша «индивидуальность» (см. V, 115), выражают одну из заветных мыслей автора «Записок из подполья». Достоевский здесь и во всем своем творчестве - сторонник и защитник индивидуальности человеческой личности и ее свободы. Он противник превращения человека в «фортепьянную клавишу» или в «штифтик в органном вале», превращения человеческого общества в «муравейник». Именно поэтому он не приемлет, как бы мы сейчас сказали, тоталитаризм власти Великого Инквизитора (см. «поэму» о «Великом Инквизиторе», которую Иван Карамазов рассказывает брату Алеше).
Однако «подпольный человек» - отнюдь не идеал Достоевского. Ему импонирует лишь самоирония этого человека, которой он вершит суд над собой и над существующей человеческой природой. Свобода, обратившаяся в своеволие, к добру не приводит. Горько звучат самооценки «подпольного» человека: «По крайней мере, от цивилизации человек стал если не более кровожаден, то уже, наверно, хуже, гаже кровожаден, чем прежде» (V, 112); «Самое лучшее определение человека - это: существо на двух ногах и неблагодарное» (V, 116); «человек устроен комически» (V, 119). Достоевский, безусловно, солидарен с высказыванием своего персонажа: «я убежден, что нашего брата подпольного нужно в узде держать» (V, 121). Он также разделяет вывод из рассуждения-самоосуждения другого своего героя Дмитрия Карамазова о том, что человек способен одновременно отдаваться и «идеалу Мадонны» и «идеалу содомскому»: «Нет, широк человек, слишком даже широк, я бы сузил» (XIV, 100). И сам автор «Братьев Карамазовых» в знаменитой «Пушкинской речи» произносит крылатую фразу: «Смирись, гордый человек, и прежде всего сломи свою гордость» (XXVI, 138).
Существующее в мире зло - важнейшая проблема в творчестве Достоевского; он стремится раскрыть природу зла во всей его внутренней логике. Он писал: «.. .не как мальчик же я верую во Христа и его исповедую, а через большое горнило сомнений моя осанна прошла...» (XXVII, 86). В «Братьях Карамазовых» Иван Карамазов выступает против божественного мироустройства в его высшей гармонии, покупаемой ценой страдания, особенно страданиями невинных детей: «А потому от высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только замученного ребенка... » (XIV, 223). Возможно, подобные мысли Достоевский слышал от Белинского (он ведь еще в письме к В. П. Боткину от 1 марта 1841 г. также отказывался от высшей гармонии, условием которой есть дисгармония).
Достоевскому чужд иезуитский принцип: «Цель оправдывает средство». Это принцип, которому следуют и Раскольников, убивая старуху-процентщицу, чтобы сделать добро многим людям («Преступление и наказание»), и Шигалев с Петром Верховенским, не брезгующие убийством во имя осуществления идеала общества всеобщего равенства («Бесы»), и Великий Инквизитор, убежденный в том, что общество покоя и всеобщего материального благоденствия можно создать лишь ценой лишения людей свободы, совести и подчинению силе, тайне и авторитету избранных вершителей человеческих судеб («Братья Карамазовы»).
Однако, по учению писателя-философа, необходимо сделать мировоззренческий выбор: или бунт против Бога, терпящего мир во зле, или же еще больший разгул зла, преступного своеволия, так как если Бога нет, то «всё позволено». «Совесть без Бога есть ужас, она может заблудиться до самого безнравственного», - записывает Достоевский в Дневнике 1881 г. (XXVII, 56). И вот его положительный ответ на вопрос об идеале нравственности: «Нравственный образец и идеал есть у меня, дан, Христос» (там же). Следование этому нравственному образцу, преодоление греха через страдание очищает мир. По высказыванию Бердяева, «в страдании видел Достоевский знак высшего достоинства человека, знак свободного существа. Страдание есть последствие зла. Но в страдании сгорает зло».
Писатель достаточно четко представлял, каким мир не должен быть и в настоящем, и в будущем. Много написано о том, что автор «Бесов» видел возможность осуществления антиутопии Шига- лева - Верховенского: «...каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносом. Каждый принадлежит всем, а все каждому. Все рабы и в рабстве равны. В крайних случаях клевета и убийство, а главное равенство. lt;.. .gt; Рабы должны быть равны: без деспотизма еще не бывало ни свободы, ни равенства, но в стаде должно быть равенство...»^, 222). Во имя утверждения равенства «высшие способности» рассматриваются как развращающий и опасный фактор, «их изгоняют или казнят». И далее следуют показательные примеры: «Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалывают глаза, Шекспир побивается каменьями...» (там же).
Достоевский, после кары за участие в кружке Петрашевского, изменяет свои взгляды на социализм. Но социализм ли мечтания Шигалева? Даже сторонник шигалевщины Петр Верховенский са- моразоблачительно заявляет: «Я мошенник, а не социалист» (X, 225). Достоевский вряд ли знал о коммунистическом идеале К. Маркса, любимым поэтом которого был Шекспир, побиваемый камнями в проекте Шигалева.
Социальная философия Достоевского в его трудах не получила детального обоснования. В последнем выпуске «Дневника писателя» за 1881 г. он употребляет понятие «социализм» в значении - «русский социализм»: «Не в коммунизме, не в механических формах заключается социализм народа русского: он верит, что спасется лишь в конце концов всесветным единением во имя Христово. Вот наш русский социализм!» (XXVII, 19).
В «поэме» Ивана Карамазова «Великий Инквизитор» ставится проблема о насущности хлеба земного и пищи духовной. Инквизитор упрекает Христа в том, что он предпочел вторую первому во имя свободы, провозгласив: «Человек жив не единым хлебом». Глава же инквизиции полагает, что храм Христа разрушится под напором голодных масс, на знамени которых будет написан лозунг: «Накорми, тогда и спрашивай с них добродетели!» (XIV, 220). В империи Великого Инквизитора действует принцип: «Даешь хлеб, и человек преклонится, ибо ничего нет бесспорнее хлеба...» (XIV, 222). Власть предержащие берут на себя роль распределителя хлеба среди народа, который этот же хлеб добыл и у которого он был отнят. Создатель «Братьев Карамазовых» был конечно же на стороне Христа.
Убеждение Достоевского в великом значении духовного начала в человеческой жизни выражено в его знаменитой формуле: «Мир спасет красота» (VIII, 426). В ней сливаются воедино эстетические, этические и социальные воззрения писателя. Слова о спасительной миссии красоты он «передал» своему любимому герою князю Мышкину - персонажу романа «Идиот». Сама эта формула восходит к любимо- му Достоевским Фридриху Шиллеру, который в эстетическом воспитании искал спасение от кровавых потрясений якобинского террора во время Французской революции конца XVIII столетия. По мнению немецкого поэта и мыслителя, приобщение к красоте - единственная возможность достижения «идеала равенства» и «эстетического государства», гармонии человеческих способностей и человеческого счастья. Но «мир красотою спасется» (IX, 222) у Достоевского по несколько иной логике, чем у Шиллера. Шиллер под красотой прежде всего имел в виду прекрасное искусство как «выражение свободы в явлении». Достоевский также придавал большое значение искусству как воплощению свободы, но само понимание красоты у него было непростым.
Князь Мышкин произносит слова, близкие автору романа: «Красота - загадка» (VIII, 66). В романе «Братья Карамазовы» устами Дмитрия Карамазова так определяется диалектическая сущность красоты: «Тут берега сходятся, тут все противоречия вместе живут»; «тут дьявол с богом борется, а поле битвы - сердца людей» (XIV, 100). Итак, сама красота двойственна. Она может быть и от Бога, и от дьявола, может быть сопряжена с Добром или Злом, может порождать как «идеал Мадонны», так и «идеал содомский». Существует, увы, и эстетика злых людей, и даже преступников. И «будущий антихрист будет пленять красотой» (XVI, 363). Поэтому один из персонажей «Идиота» правомерно ставит вопрос: «Какая красота спасет мир?» (VIII, 317).
В отличие от Шиллера, Достоевский пришел к убеждению, что мир спасается не красотой вообще, а красотой доброй, «положительно прекрасным», «вполне прекрасным» (см. XXVIII, кн. 2, 251, 241). Писатель исходит из единства эстетического и этического. Не только подлинно прекрасное нравственно, но и «нравственно только то, что совпадает с вашим чувством красоты и с идеалом, в котором вы его воплощаете» (XXVII, 57). Этическое для Достоевского едино с его христианским смыслом. И сам Христос для него - воплощение добра и красоты: «На свете есть одно только положительно прекрасное лицо - Христос...» (XXVIII, кн. 2, 251). «Мир спасет красота» также потому, что «прекрасное есть идеал» (там же), а «без идеалов, то есть без определенных хоть сколько-нибудь желаний лучшего, никогда не может получиться никакой хорошей действительности» (XXII, 75).
Формула Достоевского относительно спасительной миссии Красоты вызвала полемику в русской философско-эстетической мысли, 1 грежде всего потому, что разные мыслители по-разному понимали соотношение Красоты и Добра. Последователями идей Достоевского стали Вл. Соловьев и Н. Бердяев. В качестве его оппонента - К. Леонтьев.